Читать интересную книгу Платон, Плотин и Баламут. О фантастике, кино и не только - Марат Исангазин

там принцип «остранения», показывая тем самым источник появления на свет концепции немецкого драматурга.

При этом, как видите, ШКЛОВСКИЙ употребляет термин «отчуждение».

«Ostranenie» как перевод

На английский язык с немецкого гегелевко-марксово «отчуждение» переводится, как «alienation».

Дарко СУВИН в одном из примечаний к главе «Остранение и познание» 1978 года пишет:

– В переводе «Искусство как прием» Ли Т. Лемона и Марион Дж. Рейс в книге «Русская формалистическая критика» (Линкольн, NE, 1965), ostranenie несколько неуклюже переводится как«defamiliarization». См. также классический обзор Виктора Эрлиха «Русский формализм» (Гаага, 1955).

Брехтовское Verfremdung известно в переводе Джона Уиллетта 1965 года как «alienation». Я изменил его на мое «estrangement», поскольку «alienation» вызывает неверные, даже противоположные коннотации: очуждение было для БРЕХТА подходом, направленным непосредственно против социального и когнитивного отчуждения (alienation).

Это примечание, кстати, еще раз подчеркивает, что исследователь ориентировался не на ШКЛОВСКОГО, а БРЕХТА. Хотя, возможно, именно с сувинской подачи в последние десятилетия оба отличающихся ранее друг от друга англоязычных термина (ШКЛОВСКОГО и БРЕХТА) нередко теперь заменяются на один – «estrangement» или «estrangement effect», подчеркивая тем самым их общую историю происхождения.

Существует еще один перевод брехтовского термина как «The distancing effect» (эффект дистанцирования).

Помимо этого «Verfremdungseffekt» нередко сокращают до «V-Effekt», как и английское «alienation effect» – до «A-Effect».

Как Станислав ЛЕМ Филипа ФАРМЕРА оскорбил

Чуть ли не половину 22-го выпуска (июль 1971 года) знаменитого фэнзина Брюса Гиллеспи «SF Commentary» заняла статья Станислава ЛЕМА «Sex in Science Fiction» («Секс в научной фантастике»). Сразу же было указано, что это перевод Франца РОТТЕНШТАЙНЕРА (многолетний литературный агент ЛЕМА) с немецкого оригинала из фэнзина «Quarber Merkur». А чуть ниже – авторское уведомление («author’s introduction»), что эссе является переработанной версией отрывков из изданных в Кракове книг «Философия случая» и «Фантастика и футурология», которые пришлось существенно сократить «иногда в ущерб ясности моих аргументов».

Секс в научной фантастике

Однако текст, что появился в «SF Commentary», существенно не совпадает с вышеуказанными монографиями. Ни в коей мере не является он и переработкой эссе «Эротика и секс в фантастике и футурологии» 1970 года, тоже написанном на базе глав «Фантастики и футурологии», хотя некоторые пересечения есть.

Вот, например, общетеоретический фрагмент из«SF Commentary»:

– Читатель видит то, что он прочитал в свете контекстов, которые считает «адекватными» тексту. Эта интерполяция особенно важна в области секса. Здесь писатель не может использовать нейтральные методы описания, которые можно было бы прочитать без оценки. Какой-то мелочи, может быть, вполне достаточно, чтобы дать ощущение сексуального подтекста. Портрет Жана-Жак Лекё показывает даму в платье с глубоким вырезом. На одной ее полуобнаженной груди сидит муха. Эта черная муха, неподвижно сидящая на женской груди, беспокоит нас, хотя мы не можем утверждать, что это неприлично, например, для кухни – летать мухе или сидеть на груди. Так что же происходит со зрителем? Если бы это была фотография, то можно было предположить, что ее присутствие – чистая случайность. Однако мы знаем, что портрет был написан художником, и он явно намеренно поместил муху на грудь. И это осознание нас немного шокирует. Муха означает «неприлично», хотя нам было бы трудно точно определить смысл этой «непристойности».

В рамках литературы многие произведения могут служить отправной точкой неприличных ситуаций, хотя авторы не имели в виду такой вещи. Некоторые библейские отрывки, например, или даже, если мы достаточно усердно посмотрим, детские сказки, ряд которых мы можем определить как внешне закодированную садистскую и эротическую литературу.

Это крайние случаи, и очень многое зависит от личной реакции читателя. Некоторые люди могут даже получать сексуальное возбуждение от зонтика, так что мы можем признать, что неизбежно все суждения в этой области относительны…

Читатель, неподготовленный в таких вопросах легче всего замечает описания, имеющих явно локальный характер. Он сразу заметит, что «Любовник леди Чаттерлей» показывает ей свои возбужденные гениталии. Он также может видеть, что мужчина совершил содомию с дамой. Но он вряд ли заметит, что этот роман в целом имеет определенное культурное значение, поскольку борется с определенными социальными табу, Читатель может довольно легко понять сексуальные детали, но ему может быть намного труднее увидеть единство всего текста.

Однако есть и другие произведения, которые читатель не может понять ни целиком, ни как культурно значимые единства, потому что они написаны только как заменяющие удовлетворение желания. Нам не всегда легко различать эти два типа (мой перевод).

Последняя часть данного пассажа в «Философии случая» изложена по-другому, а упоминания Жана-Жака Лекё я там вообще не нашел:

– Различие между теми, для кого «Любовник леди Чаттерлей» – порнография, и теми, кто считает этот роман непорнографическим, сводится к применению – в качестве «адекватных» – различных структур понятийного отнесения. Так называемые «порнографические элементы» могут в литературном произведении нести функцию непорнографическую, как части некоего более значительного целого. Только не каждый умеет – а может быть, и не каждый хочет – применять такого рода интегративные приемы. Особенно рьяный противник порнографии может разыскать ее даже в отрывках из Библии. Неадекватность такого восприятия основывается на общественных условностях, а более ни на чем. Не подумаем же мы, что сам Господь Бог запретил нам такие разыскания как неприличную игру.

Грех межзвездный

Еще один фрагмент из «Секса в Научной Фантастике» вызвал скандал:

– Я говорю, конечно, о Филиппе Хосе ФАРМЕРЕ. В своем романе «The Lovers» (в русских переводах – «Грех межзвездный», «Любящие», «Любовники» – М.И.) он показывает своеобразную концепцию эволюционного принципа мимикрии. Роман шокирует читателей гораздо больше, чем они на то готовы. Однако эволюционное развитие планеты Оздва не выдерживает даже попытки серьезной критики. В книге супернасекомые в результате эволюции превращаются в существа, внешне похожие на человеческих женщин…

В «The Lovers» сочетаются сексуальные отношения, эволюционная адаптация и т. д. Для обывателя это комбинация может нести некоторую убежденность. В основном роман включает в себя миф о суккубах, где существо «лэйлита» (в другом переводе «лалита» – М.И.) представляет собой суккуба. ФАРМЕР переводит все это на псевдоэмпирическом языке описательной науки. Идея содержит одну оригинальную возможность – автор мог бы показать нам интроспективно психическая жизнь «лэйлиты». Она должна (согласно роману) умереть, когда она родит ребенка. Она может зачать только тогда, когда приводится в действие изобретенный автором «фотогенитальный» рефлекс (во время коитуса). Кроме того, она должна испытать оргазм. Чтобы избежать данного зачатия, «лэйлита» употребляет алкогольные напитки, которые парализуют рефлекс, упомянутый выше. Главный герой считает, что спасет свою любимую от пьянства, если будет подмешивать ей в алкогольные напитки нейтральную безалкогольную жидкость – но при этом он нечаянно убивает ее, став отцом ее маленьких личинок.

ФАРМЕР известен своими фантастическими вариациями на сексуальную тему… Еще на одной планете он описывает расу людей с отделяемыми фаллосами. Во время полового акта фаллос проникает в тело «женщины». Самцы этого вида определенно не могут испытывать сексуального экстаза (как, поскольку они просто теряют пенисы на время?), такой способ оплодотворения может быть интересное нововведение для вуайериста. Он похож на способ, когда женщины могут использовать искусственно созданные гениталии для мастурбации. Этот акт вряд ли преследует какую-либо внутреннюю, биологически оправданную цель, но он содержит внешнее, эротическое, не нейтральное значение для наблюдателя (читателя).

От ФАРМЕРА я ожидал взросления, которое приведет его воображение (как продемонстрировано в цитированных книгах) в сторону рассмотрения культурных явлений (в том числе, в области сексуальных проблем). Но этого не случилось. Он просто описал «смелые»,